Наташкин день начался ужасно - она не выспалась. Виной этому был огромный учебник маркетинга, который она положила под подушку. - Дура ты, Натаха, и повадки у тебя дурацкие - сказала Прасковья Ивановна раскладывая щкворчащую яишницу по тарелкам и поглядывая на внучку укоризненно. - На кого похожа? Ты же сегодня всех учителей там у себя таким видом распугаешь! Этож надо с книгой спать! Бабушка вытерла зачем-то руки о передник и пошаркала к плите за вскипевшим кофе. - Бабуль, не повадки, а предрассудки!: Наташка массируя круги под глазами, жадно втянула носом кофейный аромат. - Грамотная дура - поправилась Прасковья Ивановна наливая ещё булькающий эликсир в большую чашку с надписью "Босс" на боку. - А ты эту книгу читать пробовала? - прищурилась бабушка и прижала к мясистой мочке уха обожженые о кофейник пальцы. - Да хоть зачитайся! - доцент - зверь. Я как только про него подумаю, так вся наука из башки вылетает: Наташка швыркнула из "Босса" и темная капелька кофе потекла между "о" и "с". - Ничего, милая - это он тебя бояться скоро будет ! - ты на себя в зеркало сегодня смотрела? Страшная! Просковья Ивановна задумалась видимо о незавидной доле доцента, вынужденного сегодня принимать экзамен у её внучки и прибавила уже уверенней : - Дура страшная! Наташкины шаги ещё слышались в какафонии звуков просыпающегося подъезда, когда Прасковья Ивановна осенив крестом воздух закрыла входную дверь пробормотав - я тебя ещё вспомню сегодня с десяти до одиннадцати! Паразитка! - У тебя чё там, кирпич!? - небритый мужик толкнутый очередной волной пассажиров, ломящихся в переполненный вагон метро, прямо грудью налетел на Наташкин учебник зажатый в холщевой авоське под мышкой. Двери закрылись и колебательные движения пассажирского организма постепенно утихли. Организм ещё некоторое время вздрагивал распределяя внутреннее напряжение отдельных своих членов по вагону и поотношению друг к другу и затих наслаждаясь недолгим покоем. До следующей остановки. - Это учебник по маркетингу, я на экзамен еду... - Наташка попыталась отодвинуться от пахнувшего "Шипром" небритого мужика. - Ё, блин! А чеж ты не читаешь? Времени до универа ещё полчаса язды! Давай открывай свою библию. Может я чё подскажу... - мужик выдохнул воздух, позволяя Наташке вытащить учебник, обдав её новой освежающей волной хита советской парфюмерии, который он использовал явно не по назначению. Наташка раскрыла наугад книгу, удобно пристроив её на спине впередистоящего члена пассажирского организма. Небритый мужик удовлетворенно хмыкнул и погрузился в чтение, забавно шевеля губами он осилил: "Продажа любой ценой". Больше он не говорил - подбородок прижало к Наташкиному плечу... Наташка задумалась о предстоящем экзамене. Доцент, Эдуард Васильевич не был зверем. Он был сволочью. Причем сволочью с большой буквы. Получить у него с первого раза "по маркетингу" хиленькую троечку, было приделом мечтания половины курса. Страшней Эдуарда Васильевича могла быть только его коллега - Татьяна Петровна, но она, к счастью, принимала экзамен у другого потока. От этих мыслей Наташку отвлек запах "Шипра", который сказал, что им нужно выходить... Наташка захлопнула книгу, заметив, что прочитано было несколько страниц, причем она страниц, точно не переворачивала.... Небритый мужик, увязавщийся было за Наташкой, отвлекся на двух подростков клеющих рекламный плакат в переходе. - Мужики! А вы знаете чем, собственно занимаетесь? Вы же двигаете этим самым.... - это было последнее, что Наташка услышала от "небритого" прежде чем изчезнуть в трубе экскалатора. Самое главное на экзамене, это "вовремя" зайти. Наташка решила идти в первой партии. Эдуард Васильевич был ещё не распален и не вошел в раж. В Раж было суждено ввести его Наташке. Она взяла с собой учебник.... Сначала все шло как в сказке - Наташка удачно пронесла учебник в аудиторию и взяла билет. Ей было собственно все-равно, какие вопросы ей попадутся, учебник, пристроенный на коленях гарантировал ту самую троечку о которой все так мечтали... Плюс удачно занятая парта, которая не просматривалась с преподавательского стола... Наташка наконец-то позволила себе расслабится . Десять часов - начало Экзамена - у Сволача Эдуарда Васильевича, как и у всех Сволочей, пунктуальность была на первом месте. Наташка открыла нужную страницу учебника лежащего на коленях... и вдруг... Наташка громко, на всю аудиторию икнула. Икнула так, что огромный учебник соскользнул с коленей и грохнулся об пол.... На часах было ровно 10:00. Бабушка, хоть и не была Сволочью, но пунктуальностью отличалась всегда. Первая, заготовленная тирада отборной дворовой матерьщины в адрес внученьки, сдающей трудный экзамен, увидела свет ровно в 10:00. Ну как тут было не икнуть.... Как спаниель почуявший утку, Эдуард Васильевич рысцой устремился на грохот. Шпаргалка типа "Здаровая Книга по Маркетингу" была обнаруженна. Студентка, уронившая книгу, блаженно улыбаясь коротко и жестко икнула. От страха за свою вожделенную троечку, которая становилась с каждой секундой всё эфемерней. Наташка, видела, в какой неловкой ситуации находится сейчас учитель и попыталась проникнуться максимальной симпатией к этому суровому человеку. Понимая, что помочь в нелегкой работе своему преподователю она, как студентка, может лишь продемонстрировав свои знания, Наташа сказала: - В принципе я уже готова, можно отвечать? За свой долгий учительский век, Эдуард Васильевич научился не удивляться тому, что порой приходится видеть и реагировать на нестандартные ситуации стандартно. Криком. Сначала Эдуарда Васильевича перекосило, а потом, Наташка услышала тихий свист втягиваемого через плотно сжатые зубы воздуха. Это было необходимо, для того, чтобы значительно увеличить громкость, а вместе с тем и значимость Слова, которое хотел сказать сейчас Эдуард Васильевич. Забегая несколько вперёд, скажем, это Слово было : " ВСТАААТЬ!!! " Но этому Слову так и не суждено было прозвучать (потому-то мы и забежали вперед). Вернее сказано было лишь первые четыре буквы.... Потом, Эдуарду Васильевичу, вывихнуло челюсть. Здесь, необходимо небольшое пояснение, вернее экскурс в прошлое нашего героя. Сволочью Эдик был всегда. Эдика били за это часто и по лицу. В конце концов челюстные суставы не вынесли хронической нагрузки - что-то там в них износилось и челюсть Эдуарда Васильевича при максимальном её открытии иногда "сходила с рельсов". Это было очень больно, но боль была не главным неудобством во всей этой поучительной истории. Вывихнутая челюсть оставалась неправдоподобно широко открытой, пока её не вправляли добрые врачи, предварительно обколов нашего героя всякой гадостью, после которой хотелось говорить только правду... "Правда" Эдуарда Васильевича, услышанная однажды.... но кажется мы отвлеклись. Вернемся в аудиторию к нашей икающей Наташке... Эдуард Васильевич застыл с откытым ртом в силах только мычать. Нет, мычать он тоже не мог. Мычат с закрытым ртом. Говорить Эдуард Васильевич мог только букву "А". Так они и общались некоторое время. Он вариировал с громкостью "А", Наташка же икала с различной скоростью. Наконец преподователя осенило - он вытащил мобильник, который был бесполезен в дореволюционной постройке этого Храма Науки и настучал на нём послание : " вызовите скорую". Когда один из более расторопных сокурсников скрылся за дверью по направлению к телефону, Эдуард Васильевич повернулся к Наташке. Новое послание было на редкость лаконичным : "ДУРА!!!!" Эдуард Васильевич не поленился написать все заглавными буквами. Учитель представлял из себя весьма жалкое зрелище. Язык был сухим, слюна капала, слёзы текли. Показав Наташке свой мобильник с посланием, он порвал в клочки экзаменационный билет и вылетел из притихшей аудитории. Через четверть часа двери в экзаменационный зал с треском распахнулись. Найденая замена покалеченному Эдуарду Васильевичу возникла в проёме двери отбрасывая неизвестно по какому принципу возможную здесь зловещую тень. Редька была не слаще хрена.... Если исходить из того, что Эдуард Васильевич был "Сволочь", то Татьяну Петровну Бальзаковскую, а это именно она отбрасывала сейчас зловещую тень, прийдя на смену раненному другу, можно было назвать "Редкой Сволочью". Нет, её не били в детстве по лицу. Никому это даже в голову не приходило. От неё бежали. Отличительной чертой этой, с виду ничем не примечательной женщины, была патологическая мстительность. На её лекциях, единственным возможным посторонним звуком было жужжание мухи. Обладая феноменальной зрительной памятью, декан Бальзаковская никогда ничего никому не прощала, а занимаемая высокая должность, реально позволяла утолять жажду одолевающих её пороков. - Кто это его так? - вопрос был задан скорее риторически, дабы создать определенную атмосферу на предстоящем экзамене. Зная нрав своего декана, притихшие студенты поняли: руки у тёти Тани развязаны и в карманах она их держать не собирается... Все разом повернулись к пылающей ушами Наташке - Икк! - подтвердила Наташка - одно ухо у неё горело больше чем правое. Цоканье каблуков-шпилек подходяшего декана напомнило Наташке метроном из детства, когда её учили музыке. Только бабушка тогда говорила "Не хочет ребенок - не надо". - Да Вы, я вижу, милочка, ещё даже и билета то не взяли? - Татьяна Петровна смотрела на студентку как медведь на лосося . - Пойдемте со мной к столу - выберем Вам что-нибудь поприличней. И книжку свою с собой берите. Зачетную. - Татьяна Петровна провела пальцем с изящно обгрызанным ногтем по выпуклым буквам теснения обложки учебника, лежавшего на парте. - Маркетингом интересуетесь? - Декан развернулась, явно наслаждаясь звонкой тишиной ответа и обращаяь уже ко всем заявила: Сейчас, я приму экзамен только у одной студентки - скоро приедет скорая, - Эдуарду Васильевичу снова будут колоть... э-э, вправлять челюсть. Так вот, я уйду. На час. В мое отсутствие, просьба соблюдать тишину и порядок. Татьяна Петровна поцокала к своему столу и Наташке было слышно как декан прошипела: - Нельзя же его без присмотра оставлять, когда он от наркоза отходить будет... Наташка послушно поплелась следом - на Жанну д,Арк она была совсем не похожа... Устроившись за столом, в кресле Эдуарда Васильевича, декан Бальзаковская совсем уже было собралась насладиться агонией дрожащего обладателя "самой большой шпаргалки какую мне только приходилось видеть за все тридцать лет преподовательской деятельности" но не успела... - В коридоре послышались бухающие шаги нескольких человек - санитары. Татьяна Петровна, забыв про свою жертву и рискуя свернуть себе метрономы, вылетела из зала с тактом примерно в одну восьмую. Дело в том, что единственным местом, где можно было вправить челюсть не привлекая внимания народа, был кабинет декана Бальзаковской. Широкий диван и удобные кресла, которыми декан обзавелась для ведения различных переговоров со спонсорами и родителями, как нельзя лучше подходили и для манипуляций с челюстями и для реабилитации после наркоза. Один раз Эдуарду Васильевичу уже приходилось пользоваться услугами кабинета декана, когда ему впервые вивихнуло челюсть на работе. После этого случая отношения Эдуарда Васильевича и Татьяны Петровны, этих двух столпов Сволочизма, приобрели подозрительный характер. Упрямый и мелочный скандалист, Эдуард Васильевич преврашался в пушистого лягушонка, стоило декану Бальзаковской на него многозначительно улыбнуться. Вот и теперь Татьяна Петровна, проводившая коллегу в свой кабинет, торопилась не упустить возможность услышать те посленаркозные речи Эдуарда Васильевича, которые позволяли узнать столько интересного о жизни вообще и об институте в частности. Бедняга не помнил толком того, что говорил, поэтому власть Бальзаковской над ним была безгранична. Челюсть была вправлена быстро - санитары торопились. Декан ответственно, по старшинству, пожала всем руки и проводила до дверей кабинета. - Тёщщенька! - голосом обколовшегося Винокура обозначился Эдуард Васильевич. Он полулежал на диване и пытался чесать нос. Руки ещё не слушались и создавалось впечатление, что Эдуард Васильевич собирает у себя с лица только ему видимых насекомых. - Доча твоя... глаза упорно разбегались в разные стороны... - Зять твой... - Мать её! - я просто,... не дай Бог такую тещу! Нос мне почеши? - было непонятно, обращается Эдуард Васильевич к собственной руке, или к застывшему в недоумении у двери декану. - Они устали... - изрек наконец Эдуард Васильевич и грустно посморел на свои руки. На левую - левым глазом, на правую - правым. Татьяна Петровна плотно прикрыла дверь и подойдя к креслу, стоящему напротив дивана, присела на широкий подлокотник. - Правильно!... вдруг укушу? - Эдуард Васильевич шелкнул зубами и прислушался к звуку. Видимо звук соответствовал прежнему прикусу, так как хозяин челюсти удовлетворенно осклабился и принялся пытаться чесать гладко выбритый подбородок. Когда Эдуард Васильевич понял, что уже почесал подбородок, он переключился на диван возле себя. Тщательно выщипывая обивку непослушными пальцами, преподователь бубнил себе под нос: - Поливать надо, чтобы росло. А потом уже и полоть. А если дожди, то все растет само. Но полоть все равно надо. Это так просто. Плохо, когда поливаешь и все равно ничего не растет. Даже если дожди. Тогда и полоть не надо. Потому как нечего... Чтобы иметь возможность полоть, нужно посеять. Хорошо, когда есть что посеять. Не просто посеять, а чтобы росло. Тогда можно полоть. Если полешь - значит растет... - он посмотрел на ладошку, куда собирал вооброжаемые сорняки и спросил, явно обращаясь к Татьяне Петровне: - А ты, для чего сеешь? А? - чтобы полоть! Как и я. Суета! - Эдуард Васильевич был огорчен. Медленно съедаемый печенью медикамент действовал теперь несколько тоньше - он перестал отвлекать внимание Эдуарда Васильевича на сбор в кучу глаз и чесание отдельных частей тела. Владелец печени от бессвязно глаголемой ерунды перешел к более стройным откровениям: - Сволочь ты, Танька. И я сволочь. А ты знаешь, мы очень нужны людям - больше чем кто-либо другой. Они себя на нашем фоне людьми чувствуют. Они только не понимают, как мы нужны. Мы их воспитываем и учим тем, что гнобим - а они нас ненавидят. Даже этому мы их учим. Представляешь, если вдруг не будет таких как мы?! Кому-то нужно быть Сволочью. - Мужчина, сидящий на диване, закрыл глаза и беззвучно заплакал. - А что это, Эдуард Васильевич, Вы дочку мою поминали? - Декан Бальзаковская не хотела терять драгоценных минут. -Это которая инкогнита? Я ей "неуд", час назад влепил, как только узнал, что она Ваша дочь.Она Вам видимо ещё похвастаться не успела. Говорить не может внятно - истерика. Меня, знаете ли, её знания, которых и так нет, вовсе не интересуют. Меня интересуют теперь её родственники, которые могут быть очень полезны. Я вот, например, в августе в отпуск хотел, а Вы меня на сельхозку отправляете. Может пересмотрим? А муж Ваш бывший, папаша её, где, говорите, работает? Лицо декана пошло пятнами - Татьяна Петровна побледнела от гнева, а пятна были тональным кремом. - С чего Вы это взяли, что у меня здесь дочь учится? - Бальзаковская обнажила мелкие и острые зубы. - Конечно учится. У неё только фамилия вашего бывшего мужа. Гениально! Если бы она не начала пугать меня Вами, когда я хотел поставить ей "троечку", так ничего бы и не всплыло. Пришлось взять ребенка в оборот - ну Вы знаете, я умею... - Я думаю, мы вернемся ещё к этому разговору, когда ваши грибы выветрятся, сеньор Кастанеда. - Тут Татьяна Петровна совершенно не к месту сладко и протяжно зевнула. Ей было конечно хорошо известно, что если кто-то поблизости зевнул, даже если это была лошадь или собака - зевнуть в ответ хочется с огромной силой. А ещё ей было известно, что после того как вправили челюсть, зевать, да и вообще широко открывать рот категорически запрещается. Эдуарду Васильевичу не хватило ни сил, чтобы не зевнуть, ни разума понять, что зевать в его состоянии нельзя. Короче, закрыть рот после спровоцированного зевка Эдуард Васильевич так и не смог - снова вывихнуло челюсть. Татьяна Петровна еще какое-то время наблюдала, как её коллега с максимально открытым ртом хлопает себя по карманам в поисках мобильника, а затем, видимо, насытившись чувтсвом мести, вышла из кабинета и отправилась принимать экзамен.... Наташка прекратила икать примерно к одиннадцати часам и с ужасом поняла, что её больше никто не вспоминает, а экзамен она ещё не сдала. Татьяна Петровна, появившаяся в двери, так же как и прежде отбрасывала зловещую тень. Вместо обещанного часа, она отсутствовала не более пятнадцати минут. Вернувшись к экзаменационному столу, стоящему особняком, за которым так и сидела Наташка, Бальзаковская нарочито громко обьявила о начале экзамена. Декан протянула руку за лежащей перед Наташкой зачеткой и почти не шевеля губами произнесла - Вы, милочка не спрашивайте меня сейчас ни о чем, и я Вас не буду. Короткий росчерк напротив оценки "отлично" и личный штемпель декана мелькнув в воздухе сочно впился в бумагу зачетки. Зачетка была в экстазе. Наташка откусила от слоенного пирога обстоятельств, здоровый и вкусный кусок - экзамен по маркетингу был сдан самым чудесным образом. Татьяна Петровна Бальзаковская осталась верной себе - нет ничего приятней, представить себе ярость Эдуарда Васильевича, когда он увидит в экзаминационных ведомостях, напротив имени студентки, теоретически вывихнувшей ему челюсть, оценку "отлично". Наталья почти вприпрыжку подходила к дому. Холщевая сумка с огромным учебником почти ничего не весила - там лежала и зачетка с "отлично" по маркетингу, выставленным самим деканом! Бабки на скамейке у подъезда, в количестве трёх едениц совершенно смутили её - одна из бабок, завидя Наташку тут же скрылась в подъезде, а две остальные крехтя начали торопливо подниматься расправляя платья и стряхивая кожурки семечек с подолов. Наташка, поравнявшись с соседками, невольно замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Бабки выстроились шеренгой и в глазах и позах их сквозила тревожная озабоченность, приправленная изрядной дозой любопытства: - Наташенька, лапушка! Что же ты теперь делать-то будешь! - говорившая бабка толкнула незаметно локтем другую, которая подолжала: - Ты не ходи домой.. плохо там... нельзя тебе... - Наташка осела на противоположную скамейку. Сумка больно потянула плечо. - Чо там? С бабулей !? - Да какая она тебе "бабуля"! - Убьет она тебя когда-нибудь! Так и сделает как говорила... - бабки как по команде ринулись к обалдевшей Наташке, тормоша и ощупывая её - Синяков то нету? Нет! Слава Те! А то она как скажет, так я крещусь, как скажет так крещусь.. я слов то таких даже не знаю - так, по интонации догадывалась. - Точно! - подхватила другая - Мы значит с утра на скамейке зябнем, а тут ещё Прасковья как загнет, так холодом и веет! - бабка повернувшись перекрестила балкон Наташкиной квартиры. - у меня все цветы повяли, к чертям собачьим - неунималась она. - Да меня дома с утра-то и небыло! - Наташка стала понимать в чем дело. - Правильно дочка, не ходи туда больше, я вот тебе узелок собрала - возникшая на крыльце подъезда третья старушечья еденица, казалось слышала часть разговора: - беги, беги, детонька - лучше уж всю жизнь по чужим углам... Наташка звонко чмокнула в щеку соседку, которая держала в руках пузатую авоську с живописно торчащим из неё пучком зеленого лука и вприпрыжку поскакала по ступенькам, знакомым еще с дества - домой. Через мнгновение счастливая Наташка, взахлеб рассказывала Прасковье Ивановне о своих приключения и уплетала горячие блины, которые бабушка пекла на той же сковородке, что и яичницу утром. Чтобы хоть что-нибудь понять в этой истории, нам ничего не остаётся, как просто прислушаться и надеяться на то, что мы услышим, что бормочет сейчас старуха отвернувшись к плите в сизой от вкусного блинного дыма кухне. - Господи, - Прасковья Ивановна незаметно для внучки перекрестилась - Прости ты меня...- нехорошо без надобности..., но если можно заставить Сволочей увидеть друг друга, чтобы отвлеклись они от дел своих, друг-другу удивляясь, почему бы и не скинуть тяжелую книгу с дрожащих коленок....Сволочей ведь тоже нужно кому-нибудь воспитывать. Прасковья Ивановна шедро макнула куринное крылышко в плошку с топленным сливочным маслом и словно художник размашисто разукрашивая ещё дымящийся коричневый блин гаркнула: - Наташка! - ну? быстро! - последний...
